Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 

Глава XIII 

КОГДА НАЧИНАЕТСЯ ХУДОЖНИК? 

 

Мы лишь бегло осветили творческие биографии двенадцати художников. Разных по масштабам
содеянного, их роднит святая преданность искусству.

В. Серов.
Дом в Никольском.
1872 г.В. Серов. Дом в Никольском. 1872 г.Начало книги посвящено рассказу о детских, юношеских и зрелых годах тех, кто стал выразителем своей эпохи,— Леонардо да Винчи, Альбрехта Дюрера, Рембрандта, Александра Иванова. Далее мы познакомились с этапами становления тех мастеров, кто прошел школу академического обучения,— И.Е. Репина и В.И. Сурикова, и тех, кто не учился в академии,— Ф.А. Васильева и И.И. Левитана.  

Узнали об антиподах — Тулуз-Лотреке и Пюви де Шаванне: одаренность у первого проявилась очень рано, у второго — лишь в зрелом возрасте. Если Тулуз-Лотрек и не помышлял о педагогической работе, то у Пюви де Шаванна было много учеников, и в их числе Н.К. Рерих. 

Сделанное Рерихом — беспримерно. Охватом различных областей искусства, обращением к науке он сродни исполинам Возрождения. Все направления его деятельности — творческой, педагогической и общественной — достаточно ясно обозначились уже в студенческие годы. 

Если Рерих воспевал величественные горные пейзажи, то С.М. Никиреев изображает часто едва заметное (былинки, жучков, пташек), через малое умея показать большое — жизнь природы, людей, земли. Совершенно различные натуры, характер творчества, цели — общие. 

К. Коровин.
Ранняя весна.
1870-е гг.К. Коровин. Ранняя весна. 1870-е гг.Случается так, что два талантливых художника — близкие друзья, но в остальном — полные противоположности. Яркий пример тому — гениальный портретист В.А. Серов и несравненный живописец К.А. Коровин. О них вспоминает В.С. Мамонтов, сын Саввы Ивановича Мамонтова, владельца знаменитого Абрамцева: «На вид всегда задумчивый, хмурый и суровый, Серов скрывал под этим своим, как будто напускным, видом редкую живость и веселость нрава. Между тем эта внешняя мрачность никогда не покидала его и все свои остроумные и меткие словечки и неподражаемые шутки он отпускал с невозмутимым, неизменно спокойным хмурым видом. 

...Из художников-сверстников Серов ближе прочих был дружен с Константином Коровиным, талант которого он очень высоко ценил... Серов около года работал вместе с Коровиным в мастерской на Ленивке (улочка в центре Москвы.— А. А). Там ... написан им находящийся в Третьяковской галерее портрет Коровина в жилете, полулежащего на диване. 

Странно было видеть тесную дружбу этих двух художников, столь различных по характеру, по привычкам и по образу жизни. Серов, неизменно аккуратно одетый, тщательно причесанный, был всегда обаятелен и на вид угрюмо-серьезен, а Коровин отличался непостоянством, в достаточной степени легкомыслием, мало приятной «художественной» небрежностью в костюме. «Паж времен Медичисов»— прозвал его Серов за вечно торчащую у него между жилетом и брюками белую рубашку. 

Серов был выдержанного, стойкого характера и очень определенного образа мыслей, Коровин же метался, как былинка по ветру... Никогда не забуду характерной для обоих друзей сцены, свидетелем которой я был. В 1907 году от всех служащих казенных учреждений отбирали подписку — обязательство не состоять членом противоправительственных политических партий. Серов и Коровин в это время были профессорами Школы живописи, ваяния и зодчества, где им и было предложено дать эту подписку.

Серов наотрез отказался, несмотря на то, что за этот отказ ему грозило увольнение со службы. Коровин, безропотно подписавший обязательство, всячески уговаривал и упрашивал друга последовать его примеру. «Ну, Тоша, милый! Голубчик!— жалостливым, слезливым голосом умолял он Серова.— Ну, не ходи в пасть ко льву — подпиши эту прокламацию. Черт с ней! Ну что тебе стоит. Подмахни, не упрямься». Никакие увещания, никакие слезы не подействовали — Серов остался непреклонен, подписи не дал и со школой расстался. 

А как талантливы, всесторонне талантливы были оба! Когда в хорошем расположении духа сойдутся они, бывало, конца-края нет их остроумным шуткам, блестящим рассказам, метким имитациям...» 

Серов и Коровин были не только совершенно разные характерами, но и всем своим творчеством. Оба они проявили одаренность неординарно и крайне несходно: Коровин в детстве не испытал, по собственному признанию, тяги к рисованию; зато его одолевала страсть к наблюдениям, острый интерес к тому, что он видел и что его окружало. Рано у него сложилось образное мышление, оно питалось благодатной почвой — народными сказками, поверьями, песнями, а также природой, жизнью глухой валдайской деревеньки. «Я помню только то, что окружающие меня — отец, мать — ничуть не заботились дать мне какое бы то ни было точное направление»,— вспоминал Коровин. 

Однако родители не препятствовали развитию присущей Константину самостоятельности, научили дорожить свободой. Тринадцатилетним под­ростком он приходит в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где вместе с И.И. Левитаном учится в мастерской А.К. Саврасова. 

Альбом для рисования
З. Серебряковой.
1897 г.Альбом для рисования З. Серебряковой. 1897 г.Иначе входил в искусство Валентин Серов. Его отец, выдающийся композитор и музыкальный критик Александр Николаевич Серов, всячески поощрял занятия ребенка рисованием. Друзьями семьи были Н.Н. Ге, М.М. Антокольский, И.Е. Репин... Последний одно время руководил занятиями мальчика, когда ему было девять-десять лет. 

В это время Тоша (домашнее имя Серова) мог уже самостоятельно судить о живописи. Репин утверждал, что у него безошибочный вкус, он всегда отмечал истинно художественное. 

Было решено: мальчик станет художником. Его мать, Валентина Семеновна, купила альбом и собственноручно сделала надпись: «Тоня Серов № 1». Позже, уже после смерти Валентина Александровича, появятся ее мемуары под названием «Как рос мой сын», вошедшие в книгу «Серовы, Александр Николаевич и Валентин Александрович». 

Если ранних рисунков Коровина сохранилось мало, то детские и юношеские работы Серова дошли до нас в большом количестве. Некоторые из них проанализировал И.Э.Грабарь в очень интересной статье «Как Серов стал мастером». Он отмечает: в пятнадцать лет Серов-мальчик превратился в Серова-мастера. 

Конечно, мастерство еще предстояло совершенствовать, что художник и делал до последних дней жизни. Впереди была Академия художеств, упорный труд. Но вот что интересно: в двадцать два года Валентин Александрович создал шедевр — «Девочку с персиками» (1887), в котором как бы соединились молодость, беззаботность, радость ожиданий. Много лет спустя, став знаменитым, он скажет, глядя на эту обаятельную, полную света, воздуха, свежести картину: «Неужели это я написал?» Серов был готов учиться у самого себя. Но полотен, подобных «Девочке с персиками», уже никогда не напишет, хотя создаст много произведений, более совершенных по психологическому проникновению в образ, более изысканных по стилю.

З. Серебрякова.
Этюд девушки 
(Автопортрет).
1911 г.З. Серебрякова. Этюд девушки (Автопортрет). 1911 г.Дар Коровина, хотя и заявил о себе позже, развивался более последовательно. Оптимист по натуре, живописец, как говорится, от Бога, Константин Алексеевич стал первым, так никем и не превзойденным в русском искусстве импрессионистом. Он говорил: «Меня называют импрессионистом. Многие толкуют это понятие как стремление художника изолироваться от внешнего мира. А я твердо заявляю, что пишу не для себя, а для всех тех, кто умеет радоваться солнцу, бесконечно разнообразному миру красок, форм, кто не перестает изумляться вечно меняющейся игре света и тени». 

Можно привести достаточно примеров, когда столь разные — подобно Серову и Коровину — художники были близкими друзьями. Справедлива поговорка: крайности сходятся. Причем незримо такие близкие дружеские отношения обогащают и жизнь, и творчество каждого. 

А случается, и довольно часто, что родные братья совершенно не похожи своим творчеством. Так, направленность и характер картин, их тематика и средства исполнения совершенно иные у Константина Коровина по сравнению с Сергеем Коровиным. То же самое можно сказать о творчестве Виктора и Аполлинария Васнецовых. Зато живописцы братья С.П. и А.П. Ткачевы пишут картины совместно, в соавторстве.

Удивительное явление в искусстве — художники Кукрыниксы: коллектив авторов, создавший
многочисленные станковые, графические работы, и одновременно каждый из которых по-своему самобытный мастер. 

История искусства знает немало примеров, когда художников разных национальностей, с разными характерами, натурами объединяет школа какого-либо одного крупного мастера. Например, у А.И. Куинджи учились русские А. Рылов, А. Борисов, Н. Рерих, украинцы К. Богаевский и К. Вроблевский, латыш В. Пурвит, поляк Ф. Рущиц, грек Н. Химона.

Знакомясь с жизнью мастеров, легко убедиться, что некоторые из них с малых лет познали бедность, а то и нищету, росли в среде, далекой от их будущей профессии, хотя в те или иные моменты судьба сводила начинающих художников с людьми творческими, преданными своему делу, способными оценить ростки таланта и помочь ему. Такие люди часто оказывали решающее влияние на судьбы будущих художников. 

З. Серерякова.
Крестьяне.
1914 г.З. Серерякова. Крестьяне. 1914 г.В то же время известно немало примеров, когда одаренность развивалась в благодатной атмосфере. Настолько благодатной, что дело обходилось без учебы в академии или другом высшем учебном заведении. 

Вспомним Зинаиду Серебрякову. Ее дедом по матери был Евгений Александрович Лансере — скульптор, замечательный мастер мелкой пластики. Мать любила рисовать и посещала класс рисунка в Академии художеств, где занималась у П.П. Чистякова. Дед по отцовской линии — архитектор Николай Леонтьевич Бенуа, дядя — известный художник Александр Николаевич Бенуа. 

«Н.Л. Бенуа любил и ценил искусство,— пишет дочь Зинаиды Татьяна Борисовна Серебрякова.— В его квартире в Петербурге висели картины и гравюры французских и итальянских мастеров, а кабинет был полон книг со множеством гравюр, которые давались детям для рассматривания,— так с юных лет, исподволь, изучалась история искусств, воспитывалось чувство прекрасного. Любовь деда к классической школе живописи и унаследованная от отца привязанность к натуре создали, мне кажется, удивительно гармоничный синтез художественных пристрастий Зинаиды Серебряковой». 

Понятно, сколь бы ни была благоприятная для развития таланта окружающая его среда, без любви к рисованию, без трудолюбия, целеустремленности он быстро себя исчерпает. Всеми этими необходимыми качествами Зинаида обладала. К 11-13 годам у девочки выработалось свое отношение к окружающему миру. 

«Уже в детстве воспитывалась наблюдательность, которая всегда помогала в работе художницы. Некоторые ее рисунки почти карикатурны, но только «почти», так как не столько шаржируют типы, сколько просто подчеркивают, заостряют их индивидуальные черты. Девочка схватывает и всегда точно передает основную, главную особенность изображаемого. Ни в одном из рисунков нет лишних деталей, нет внешнего любования формой. Все они правдивы и очень характерны. 

Многое из того, что было свойственно ранним рисункам Зинаиды Серебряковой, получило развитие в ее дальнейшем творчестве, приобрело завершенность и законченность под рукой опытного мастера. Детские и зрелые работы художницы отличались искренностью и добротой.Любовь к природе, к людям она сохранила до глубокой старости». 

Серебрякова училась в Петербурге в школе-мастерской М.К. Тенишевой, затем у И.Е. Репина и в мастерской О. Э. Браза. Занятия были не такими уж длительными, но мастерством она овладела прекрасно. 

З. Серебрякова.
Беление холста.
1917 г.З. Серебрякова. Беление холста. 1917 г.Мы знаем, что многие выдающиеся художники со временем обращались к педагогической деятельности, например И.Е. Репин, И.И. Левитан, В.А. Серов, К.А. Коровин... Но некоторые были педагогами по призванию. Среди них — «всеобщий учитель русских художников» П.П. Чистяков, у которого учились И.Е. Репин, В.А. Серов, В.И. Суриков, В.М. Васнецов, В.Д. Поленов, М.А. Врубель. У Чистякова учился и Д.Н. Кардовский, который, в свою очередь, воспитал таких мастеров, как В.П. Ефанов, П.А. Шиллинговский, Д.А. Шмаринов, П.М. Шухмин. А В.Е. Савинский, тоже прошедший школу Чистякова, был наставником И.И. Бродского, А.А. Рылова, М.Г. Манизера, Ю.М. Непринцева.

Если одни художники чувствовали потребность передать свои знания молодым, уделяя им часть своего времени, то другие почти полностью посвятили себя педагогической работе, создав собственную систему преподавания. Например, говорят— «система Кардовского». Дмитрий Николаевич признавался на склоне жизни: «Когда я был молод, мои устремления, мои мечты о прекрасной живописи и рисунке были беспредельны, без охвата. 

Став взрослым, мне казалось, что я служу хотя и ограниченному, но все-таки большому и достойному делу живописи. 

Теперь, в старости, я вижу, насколько мало и ничтожно то, что я сделал и чему посвятил свою жизнь. Только воспоминания о незабываемых, прекрасных моментах работы с молодежью сглаживают горечь этого сознания — с молоде­жью, через беспредельные восторги которой я снова возвращался к молодости». 

Василий Евмениевич Савинский, верный ученик и любимец Чистякова, его друг, почитатель и последователь, часто повторял своим воспитанникам: «Когда будете мастерами — делайте что хотите. Но если вы будете мастерами, то будете обязательно любить жизнь!» 

Стремление посеять доброе, светлое присуще каждому истинному художнику. Тот, кто предан искусству, не может не любить людей и не стремиться сделать их лучше. Он становится Учителем. 

И если посвятивший себя изобразительному искусству оправдывает надежды наставника, ценит, понимает его, то он на верном пути. Конечно, при условии, что сочетает учебу с самообразованием, трудится непрестанно...

 

 

 к содержанию