Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

 

ЯЗЫК ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА

 (страница 2)

 

 

Приведенные примеры показывают, что религиозно-философские требования к художественному
произведению могут существенным образом влиять на язык изобразительного искусства.

Язык архитектуры также определяется множеством факторов. Здесь их влияние гораздо заметнее: если здание служит культовым целям, то это храм, если предназначено для жизни владыки, то это царский дворец, если для защиты от врага, то это крепость и т. д. Однако в границах установленных типов построек архитектор может добиться предельной выразительности их языка. Классический пример мы можем найти опять-таки в Древнем Египте. 

 

В любом месте нильской долины можно увидеть ее восточные и западные рубежи — желтеющие
в мареве знойного воздуха пески и каменистые возвышенности Ливийской и Аравийской пустынь. А между ними — возделанная земля, каждая горсть которой была многократно перебрана руками феллахов еще в древности. Вереницы финиковых пальм, хлопковые плантации, каналы и дамбы, могучая река...
 

 

Но что за острые зубцы врезались в небо у самого горизонта? Это — пирамиды Хеопса, Хефрена и Микерина. Самую высокую, усыпальницу Хеопса, построил архитектор Хемиун. Стремясь выразить идею исключительности фараона, незыблемости его власти, принадлежности к рангу богов, безусловных и абсолютных повелителей человека, он выбрал для постройки такое место, чтобы она была заметна отовсюду. 

 

Хемиун нашел единственно верные пропорции пирамиды. Представьте себе ее более узкой у основания — она станет казаться выше, но потеряет устойчивость; при более широком основании пропадет ощущение величия, устремленности вверх. Таким образом, даже простейшие геометрические формы могут служить основой для создания художественного образа, и с «легкой руки» архитектора Египет стали называть страной пирамид.

 

Язык архитектуры способен ясно выразить замысел архитектора и его заказчиков, донести до людей те или иные требования времени, вызвать самые различные чувства, поведать о стремлениях, о вкусах эпохи, воспеть величие человеческого гения. 

 

Изобразительное искусство уже на заре своего существования было связано и с географической средой. В Сахаре, на склонах Тассили, сохранились рельефы и фрески, повествующие о иной, чем сейчас, жизни тех мест. К полноводным рекам приходили на водопой слоны и жирафы, сильные и смелые люди охотились, воевали, танцевали там, где ныне царствуют пески и камни. 

 

Древние художники, жившие на территории Советского Союза, Испании, Франции, Италии, оставили на стенах пещер и скал изображения бизонов, тарпанов, мамонтов... Искусство наших далеких предков позволяет судить о флоре и фауне, о климате Земли тех времен, когда она была моложе на много тысяч лет. 

 

Но не о простом отображении географических условий какой-либо местности в искусстве ее обитателей идет речь: понятно, что пейзажист, выросший в Башкирии, скорее всего вдохновится красотой природы Урала, а художник, живущий в Киргизии, — солнцем, долинами и горами своей республики. Речь идет о воздействии географической среды той или иной местности на характер изобразительного искусства, на особенности его языка. 

 

Художник М. С. Сарьян справедливо говорил: «Природные и исторические условия жизни народа, составляющие основу национальной специфики в искусстве, к счастью, не одинаковы. На что было бы похоже, если бы на земном шаре была создана однотипная культура или одна форма живописи? История человечества во всем его многообразии — вот лицо и содержание искусства. Бесценное богатство!». 

 

Пустыни в Египте бесконечны, необъятны, величественны... Не они ли в какой-то мере подсказали форму, пропорции и местоположение гигантских пирамид, колоссов, обелисков с их удивительной монументальностью, которая стала в египетском искусстве характерной даже для совсем маленьких статуэток? Среди гор и лесов пирамиды в значительной степени утратили бы свое величие, а пилоны (башни, оформляющие входы в египетские храмы) не поражали бы в такой степени своей высотой. 

 

Сам воздух этой страны с его голубоватой дымкой усиливает впечатление монументальности произведений архитектуры и скульптуры. Так, пирамиды в Гизе и Саккаре, видимые за много километров, словно вопреки законам линейной перспективы представляются издали большими, чем они есть на самом деле. Монументальный характер архитектуры и скульптуры обусловил и монументальность древнеегипетской живописи, которая, к сожалению, мало сохранилась до наших дней. 

 

Конечно, размеры, внушительность архитектурных построек были заданы фараоном, жрецами,
аристократией. Однако язык, с помощью которого создавалась художественная форма этих произведений, должен был учитывать особенности географической среды, исходить из ее характера.
 

 

Скалы Верхнего Египта давали не только материал для построек и скульптур: его доставляли по Нилу в любое место страны. Под воздействием человеческих рук скалы превращались в храмы, галереи, усыпальницы. И если гробницы стали прятать от людских глаз в Долине Царей, то заупокойные храмы создавались в едином ансамбле с природой, обожествляемой египтянами. Так утверждались сила, величие, неограниченные возможности человека-бога, а если смотреть глубже, — человека-творца. Яркий пример этого — храм царицы Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри. 

 

Хатшепсут, знаменитая женщина-фараон, правившая Египтом в конце XVI века до нашей эры, предпочитала кровопролитным войнам мирную политику: торговала, снаряжала в дальние страны
экспедиции, строила...
 

 

Храм Хатшепсут представляет собой единое целое с окружающим пейзажем. Он словно вытекает из огромной скалы, ступенями террас спускаясь к долине, протягивая к ней пологие пандусы, вторя горным склонам. Ряды стройных колонн прекрасно согласуются с вертикальными складками скал. В то же время формы сооружения своей подчеркнутой геометричностью, строгостью и ясностью утверждают его рукотворность, словно напоминая, что перед нами — плод размышлений, вдохновения и труда человека. Такое единство облика храма с природой и одновременно противопоставление ей сообщает всей постройке неизъяснимую красоту. Творение зодчего Сенмута, построившего этот храм, по своему облику близко нашим дням и останется созвучным любой эпохе. 

 

Животный и растительный мир Египта в целом не отличается особым разнообразием. Здесь почти круглый год светит яркое солнце, почти нет дождей, вид долины всюду примерно один и тот же, пустыни плоски или монотонно холмисты. Ландшафт в целом отличается сдержанной, спокойной красотой. Природа и подсказала художникам эту ясность, благородство, сдержанность форм и линий. 

 

Вспомним индийские храмы, тоже вырубленные в скалах или из скал. Как они причудливы, как
замысловаты бесчисленные скульптуры, сплошь покрывающие их снаружи и внутри! Полная противоположность египетским постройкам. Свою роль сыграла в этом природа Индии: джунгли с буйной, сказочной растительностью, с переплетающимися лианами, удивительными животными.
  Почти невозможно найти в Египте каменное сооружение, лишенное скульптурных изображений. 

 

Ритмичны, музыкальны, выразительны рельефы, показывающие самые различные сцены из жизни простого народа, царей, их приближенных... Но почему эти рельефы, в отличие от индийских, едва выступают, порой на один-два миллиметра, над плоскостью стены? Да потому, что яркого и высокого африканского солнца, сияющего там круглый год, вполне достаточно для выявления пластичности, тончайших светотеневых переходов рельефа, а разрушительных сил природы, способных стереть эти изображения, в Египте во много раз меньше, чем в большинстве других районов земного шара. 

 

В условиях умеренного климата, особенно в пасмурную погоду, низкие рельефы потеряли бы свою выразительность. В силу традиций, строгих канонов и рационального использования материалов, времени и сил такой тип рельефов был перенесен внутрь помещений. И вот что интересно: рельефы создавались не только в расчете на яркое солнечное освещение, но и на освещение концентрическое, т. е. исходящее от какого-нибудь точечного источника света, например факела. Пламя колебалось — и фигуры словно оживали.

 

 

 1    2    3